Читать книгу "Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук  - Юн Эльстер"

На самом деле, если мы внимательнее посмотрим на удовлетворение критерию 1, мы заметим, что различные теории с различными предсказаниями и объяснениями сосуществуют во времени. В этом отношении особенно выделяется макроэкономика. Я больше не отслеживаю текущую ситуацию в кейнсианстве, монетаризме и рациональных ожиданиях, но, если кто-то из них обошел других и выдает постоянный поток в высшей степени точных прогнозов, полагаю, я бы это заметил. Является ли потребность в независимом центральном банке доказанной истиной или просто капризом? Уже несколько десятилетий экономисты предлагали радикально противоположные объяснения высокого уровня безработицы в Европе, так и не придя к согласию. Действительно ли люди начинают меньше работать, когда их обкладывают более высокими налогами? Мнения экспертов расходятся. Это не вопросы, которые находятся на передовых рубежах исследования, где всегда будут расхождения, но давние проблемы, лежащие в самом центре дисциплины.

Критерий 2 также не удается удовлетворить, на что указывает приставка «нео», например, в неокейнсианстве или неофункционализме. Критерии 3 и 4 удовлетворяются легко, на самом деле, даже слишком хорошо. Негативной стороной профессионализации американской социальной науки, на которую я указывал ранее, является калечащая узость и самоубийственная озабоченность местом собственного факультета в том или ином рейтинге. Я хочу выдвинуть гипотезу, что на самом деле высокое место в рейтинге – это, по сути, побочный продукт стремления к знаниям, а не стремления к рейтингам. (Как мы видели, Пруст делал подобное замечание о музыкантах.) Более того, так как диалог с прошлым отдан не слишком престижной подотрасли истории экономической мысли или чуть более престижной истории мысли политической, названная узость лишь усугубляется. Но хотя патологии жесткого обскурантизма предпочтительнее недостатков его мягкого варианта, выбирать не приходится.

Будущее социальной науки

Может ли ситуация измениться к лучшему? Могут ли устремления социальных наук – дача предсказаний, определенность и точность – быть удовлетворены в какой-то момент в будущем? История науки учит нас с осторожностью высказываться о том, что может и чего не может отдельная дисциплина. «Они все смеялись» над Декартом, когда тот заявил, что животные – машины, но кто будет смеяться последним? Любая попытка решить этот вопрос должна быть осторожной и предположительной.

Разумеется, инкорпорация открытий нейронаук даст более твердые основания психологии и сможет разрешить некоторые существующие споры. Так, сканирование мозга подтверждает скорее квазигиперболическое, а не гиперболическое дисконтирование. Таким же образом можно определить различие между гневом и негодованием, если удастся показать, что эти эмоции активируют разные участки мозга. Нейрофизиология зависимости, конечно, будет и дальше помогать нам понять это загадочное, саморазрушительное поведение. И все же заметьте, что все эти заявления касаются побуждения к действию. Поползновений в направлении феномена «заполнения» также предостаточно. В то же время нейронаука пропозициональных убеждений (и взаимодействий мотивированных убеждениями) не существует и в ближайшем будущем не появится. Рассмотрим тривиальный случай пересмотра убеждений. Я думал, что завтра пойдет дождь, но, когда небо прояснилось, я скорректировал свой прогноз и в результате изменил свои планы. Я не думаю, что только нехватка моего воображения (или нехватка научной компетенции) заставляет меня сомневаться, что вскоре мы сможем выявить нейрофизиологию даже этого простого процесса, в то время как многие механизмы формирования убеждений, конечно, еще сложнее. Если я прав, тогда половина модели поведения, основанной на убеждении-желании, еще надолго останется недоступной для нейронауки. То же самое с еще большей уверенностью можно сказать, если выйти за пределы этой модели и задаться вопросом о «нейронах вдохновения», порождающих открытия или произведения искусства.

Есть два вида причин, по которым социальные науки не могут давать предсказаний или объяснений в строгом смысле. Одна заключается в том, что даже для данных убеждений и предпочтений действие может остаться в какой-то степени неопределенным (то есть непредсказуемым). При принятии решений в ситуации неопределенности или ситуации с высокой степенью сложности поведение может быть вызвано тем, что Кейнс назвал «жизнерадостностью», а не некоторыми особенностями ситуации, на которые мы реагируем определенным образом. Люди определенно будут вести себя в этих случаях согласно практическим правилам: проблема в том, что таких правил слишком много. Например, это могут быть конкурирующие между собой точки координации: делай как раньше, или делай, как поступают соседи. Сказать что люди скорее «удовлетворяют», а не «максимизируют», – значит не сказать почти ничего, пока мы не определим то, что конституирует удовлетворительный уровень.

Другая причина – наше плохое понимание механизмов формирования предпочтений. Индивиды подвержены конкурирующим между собой склонностям, относительную силу которых в любой конкретной ситуации часто трудно оценить. Если я стану угрожать вам, вы испугаетесь или разозлитесь? Если возникнут оба эффекта, какой из них будет преобладать? Если я решу отдохнуть от моей бурной профессиональной жизни, будет ли мой досуг таким же бурным или же, наоборот, крайне расслабленным? Если моя страна из диктатуры превратится в демократию, падение политических авторитетов заставит меня также отвергнуть религиозные авторитеты или, наоборот, подтолкнет в их объятия? Я настаивал на нашей частой неспособности дать предварительные ответы на эти вопросы, хотя постфактум у нас может появиться возможность выявить преобладающий механизм.

Можно ли снизить степень неопределенности, выявив либо условия возникновения, либо вероятности возникновения? Я рассматривал первую возможность в главе II и пришел к несколько скептической оценке, так что позвольте перейти ко второй возможности. Можно ли, например, вычислить распределение среди населения уровней удовлетворенности, которые, по крайней мере, помогут нам предсказать общее поведение? В конце концов, в этом и состоит основная задача социальных наук. Точно так же, если мы предположим, что какая-то доля населения под действием угроз скорее испугается, чем разозлится, или что каждый из нас может реагировать и тем, и другим образом, есть ли возможность квантифицировать эти вероятности?

Даже если допустить существование такой возможности, я по-прежнему сомневаюсь, что мы в состоянии достичь больших объяснительных возможностей в силу колоссального значения контекста. Ранее я говорил, что прогресс в науке часто основывается на постоянном абстрагировании от контекста. Это в равной мере распространяется и на социальные науки, в том смысле, что мы можем идентифицировать наклонности или механизмы только путем отбрасывания многих обстоятельств ситуации или создания обстановки, в которой они отсутствуют. Например, есть сложное интуитивное понятие конформизма. Оно включает склонность полагаться на других как на источник информации, желание быть как другие, стремление не высовываться и нежелание, чтобы другие думали о нас плохо. Если в специфических целях исследования мы хотим определить как конформизм (скажем) вторую черту, мы должны изолировать ее от трех других, создав экспериментальные условия (или найдя реальные), в которой они отсутствуют. Возможно, мы выясним, что одни люди действительно захотят быть как все, тогда как другие захотят выделиться. Возможно, мы даже могли бы определить пропорции или вероятности. Однако в реальных ситуациях присутствуют и другие измерения конформизма, которые могут произвести обратный эффект. Знание того, как люди распределяются вокруг одного из четырех измерений конформизма, тоже может оказаться не слишком полезным для прогнозирования конформистского поведения. Если отбросить шутки в сторону, анализ вполне осуществим. Гораздо сложнее, если вообще возможно, осуществить синтез, сведение воедино.